ПЯТЬ ВЗМАХОВ КОСЫ
Апрель, 1929. Германия. Франкфурт.
Закатное солнце отражалось в тихих водах Майна. В доме богатого еврейского банкира Гершеля Гольденберга зажглись вечерние огни.
— Гершель, у меня нет выхода. Надежда только на тебя… — напортив хозяина, на краю кресла, ссутулившись, сидел пожилой человек семитской наружности.
— Чем же я могу помочь тебе. Чего ты от меня хочешь? – властно и очень уверенно спросил Гольденберг.
— Мой сын, Барух, попал в очень неприятную историю. Проиграл в карты крупную сумму денег. У нас нет таких средств, а те… те, которым он должен… Словом, это страшные люди, Гершель. Они грозят сначала отрезать ему ухо, а потом…
Гершель выдержал внушительную паузу. Посмотрел на собеседника поверх золочёной оправы дорогих очков.
— Ты знаешь, моё условие, Мендель, — нехотя, чуть лениво произнёс он.
На глазах несчастного просителя выступили слёзы, острый подбородок затрясся. Он ждал и боялся этого предложения.
— Но, — тяжело сглотнул, — ты пускаешь нас по миру. Это ведь лавка моего деда. Семейное достояние. В ней вся наша жизнь. А может… Просто, просто дай мне взаймы, под любой процент, и я… Я всё отдам, до последнего гульдена, со временем.
Гольденберг, тучный и лоснящийся, — пожал плечами.
— Такова жизнь, таковы правила.
— Мы же одного племени, мы же… — задохнулся от отчаянья Мендель.
— Дорогой Мендель! Я уважаю тебя, как уважал и твоего отца. И сочувствую твоей беде. Отдай мне лавку, и спасёшь сына.
Закрыв лицо руками Мендель несколько раз утвердительно кивнул и вышел прочь.
Мендель Больцан медленно брёл по сырой мостовой. Его сын был спасён. Его честь была растоптана.
Ноябрь 1938. Германия. Нюрнберг.
Отряды штурмовиков СА шныряли по городу, как полновластные хозяева. Повсюду валялись осколки битого стекла разгромленных витрин магазинов и лавчонок. Со всех сторон слышалась немецкая брань, мольбы и проклятья на иврите. Периодически хлопали одиночные выстрелы. Хрустальная ночь была в самом разгаре. Ночь немецкого триумфа и немецкого позора.
В одном из переулков старого города двое молодчиков СА догнали пожилого сутулого еврея. Насмерть перепуганный человек в изорванном легком пальто вжался в серую каменную стену. Он понял, что это конец, и стал шептать про себя последнюю молитву.
— Отто, что там? – спросил погромщик по имени Вилли.
— Ещё один попался. Как тебя зовут, подлая скотина? — молодой худощавый наци схватил старика за шиворот.
Ответ последовал только тогда, когда Отто сильно ударил в бок старика.
— Ме-мендель. Мендель Больцман. Пощади…
Что-то холодное и тяжёлое, должно быть, молоток со смачным хлюпом впилось в левый висок несчастного. На мокрую брусчатку брызнула вязкая красно-коричневое масса.
Боевики отошли в сторону.
— Кто следующий? – жмурясь от удовольствия, Вилли раскуривал вонючую сигарету.
— Посмотрим. Ну-ка, подсвети, — Отто поднёс горящую спичку к измятому листку бумаги.
Щурясь, он вглядывался в список евреев, приговорённых к показательной расправе.
— О! важная шишка, какой-то Гершель Гольденберг. Представляешь, эта паскуда сбежала сюда из самого Франкфурта, думала скрыться от праведного народного гнева. Идём?
Вилли, глубоко затянувшись, утвердительно кивнул.
Через полчаса Отто Рихтер и его товарищ Вилли выволакивали из зажиточного разгромленного особняка тучное окрововаленное тело банкира Гольденберга. В его остекленевших глазах застыл ужас и непонимание.
Та ноябрьская ночь унесла жизни 91 соплеменника Гершеля Гольденберга и Менделя Больцмана. И это было только начало…
Январь 1945. Польша. Окрестности концлагеря Освенцим
Артиллерия ухала так, будто невиданный великан бил своим громадным молотом по промёрзлой земле. Русские наступали безостановочно. Немецкая оборона в Польше рухнула. Все, даже самые ярые наци из корпуса СС понимали, что эта война проиграна. Рейх доживал последние недели.
Передовой отряд НКВД одним из первых вышел к «лагерю смерти». Отто Рихтер, офицер охраны лагеря, раскуривая сигарету, ничего даже не успел сообразить. Как будто из-под земли на него выскочил высокий голубоглазый парень в сером бушлате.
Рихтер дёрнулся было за пистолетом, но в ту же секунду был рассечён пополам кинжальной очередью из ППШ.
— Ты чего, лейтенант? – из-за угла появился ещё один русский, старший по званию.
— Да вот, — опуская оружие, лейтенант кивнул на поверженного противника.
На грязном снегу лежало изрешечённое тело эсэсовца Отто Рихтера. Кровь кривыми тёплыми струйками стекала по чёрному кожаному плащу.
— Молодец, Капитонов, но офицеров старайся брать живьём. Хотя я бы и сам эту мразь расстреливал на месте.
Бойцы ударного отряда НКВД ещё не знали, какое зрелище ждало их за стенами концлагеря.
Август, 1952 год. Москва
В это августовское утро газета «Правда» вышла с очередным разоблачением. Страна с замиранием привыкала к новому витку «очистительного террора». Нина, прижимая к себе 5-летнюю дочь Олю, читала страшные известия.
Два месяца назад её мужа, героя войны, освободителя Освенцима Якова Капитонова арестовали. Свои же. Чекисты.
«15 августа 1952 года Военная Коллегия Верховного Суда СССР по делу иностранных шпионов-провокаторов приговорила к высшей мере уголовного наказания – расстрелу…». Далее шёл список. В этом списке стояла и фамилия Капитонова.
В реальности всё было страшней и прозаичней. Во время допроса (8-го по счёту) майор Капитонов был забит до смерти следователем МГБ Ивановым. Задним числом его приговорили к расстрелу.
Июль 1977. Ленинград
Белые ночи близились к концу. С тех пор, как Иванов переехал в Ленинград, он каждый вечер, в одиннадцатом часу гулял набережной Невы. Почти всегда. Так было и на этот раз.
Навстречу, спрятав руки за спину, шла миловидная девушка в лёгком ситцевом платье в горошек. Иванов улыбнулся ей и хотел, кажется, что-то сказать. Но не успел. Два огненных хлопка плюнули ему в лицо, и он упал навзничь.
Девушка не пыталась бежать и даже не выбросила пистолет. Она медленно подошла к гранитной ограде и стала всматриваться в чернеющую воду Невы. Через несколько минут приехала милиция.
— Так, посмотрим, — «Каптонова Ольга Яковлевна, 1947-го года рождения, прописана в Москве…», — молодой оперативник прервался и исподлобья взглянул на девушку, — Пистолет-то у Вас откуда, гражданка?
— Что? – непонимающе переспросила арестованная.
— Оружие, говорю, где взяли?
— Отцовское. Наградное, — хрупкие плечи девушки затряслись от беззвучных рыданий.
Милиционер налил ей воды из графина и продолжил составлять протокол.
За мутным стеклом кабинета первые лучи восходящего солнца весело играли на шпиле Петропавловской крепости.
Когда у меня спрашивают: «Вы водитель?», я отвечаю: «Очень!».
Писано 21.01.2020
