В предыдущем посте я рассказал Вам о Музее Шерлока Холмса в Лондоне и, в продолжении темы о Шерлоке Холмсе, хочу еще поговорить об этом уникальном персонаже. Стало быть попался мне как-то в руки один очень интересный труд — John Hall «140 Different Varieties», в котором на чистом английском рассказывается много познавательных фактов о Шерлоке Холмсе и Докторе Ватсоне, как о курильщиках. Автором этого произведения является Джон Холл, а сам труд носит название, по подобию названия монографии Холмса о пепле, — «140 различных сортов». Также мне удалось найти эту работу в переводе на русский язык, автор перевода — Дмитрий Корнев. Данный перевод хорош, но сам труд не полон и требует дополнения и уточнения. Поэтому я и решил исправить ошибки перевода, внести в текст некоторые изменения и дополнения, а также сдобрить замечательные факты иллюстрациями, о которых идет речь в тексте.
Я склонен рассматривать вопрос о Шерлоке Холмсе только с двух направлений: первое — это литературный (классический) анализ записок и рассказов о Шерлоке Холмсе непосредственно читая книги; и второе — просматривая советские фильмы о Холмсе «Приключения Шерлока Холмса и Доктора Ватсона», коих насчитывается ровно пять эпизодов разных годов. Почему же я в кинематографе вижу только Василия Ливанова в роли Холмса и более никого, хотя сейчас очень популярны Роберт Дауни-младший и Бенедикт Камбербэтч? А потому, что сами англичане прирзнали Василия Ливанова лучшим Шерлоком Холмсом, а королева Елизавета II наградила Василия Ливанова Орденом Британской империи! Ни Дауни-мл., ни Кембербетч, ни кто либо другой не могут передать Холмса так, как это сделал Ливанов.
Также я постарался снабдить нижеизложенный текст оригинальными иллюстрациями конца XIX — начала XX века (1887 — 1914). Так как именно об этих иллюстрациях идет речь в тексте, а исходя их того, что это были первые иллюстрации к рассказам о сыщике, можно считать их наиболее истинными.
А начну я свою статью с того, что упустил Холл — с описания личности Холмса, что довольно интересно, и просто полезно для начала статьи.
При первой встрече с Шерлоком Холмсом («Этюд в багровых тонах») доктор Ватсон описывает великого сыщика как высокого, худого молодого человека:
Ростом он был больше шести футов, но при своей необычайной худобе казался ещё выше. Взгляд у него был острый, пронизывающий, если не считать тех периодов оцепенения, о которых говорилось выше; тонкий орлиный нос придавал его лицу выражение живой энергии и решимости. Квадратный, чуть выступающий вперед подбородок тоже говорил о решительном характере.
По образованию Шерлок Холмс, видимо, биохимик. На момент знакомства с Ватсоном работал лаборантом в одной из лондонских больниц — об этом говорится в начале «Этюда в багровых тонах». «Один малый, который работает в химической лаборатории при нашей больнице… По-моему, он отлично знает анатомию, и химик он первоклассный, но, кажется, медицину никогда не изучал систематически». Ни в одном из последующих произведений о работе Холмса в качестве фельдшера-лаборанта не упоминается. Равно, как и автор больше не говорит о какой бы то ни было иной, помимо частного сыска, работе своего главного героя.
Холмс — многогранная личность. Обладая разносторонними талантами, он посвятил свою жизнь карьере частного детектива. Расследуя дела, которыми снабжают его клиенты, он опирается не столько на букву закона, сколько на свои жизненные принципы, правила чести, которые в ряде случаев заменяют ему параграфы бюрократических норм. Неоднократно Холмс позволял людям, по его мнению, оправданно совершавшим преступление, избежать наказания. Холмс в принципе не меркантилен, его в первую очередь занимает работа. За свой труд по раскрытию преступлений Шерлок Холмс берёт справедливое вознаграждение, но если его очередной клиент беден, может взять плату символически или вообще отказаться от неё.
Холмс — житель викторианской Англии, лондонец, великолепно знающий свой город. Его можно считать домоседом, и он выезжает за пределы города (страны) только в случае крайней необходимости. Многие дела Холмс разгадывает, не выходя из гостиной миссис Хадсон, называя их «делами на одну трубку» — «…пока выкуриваешь трубку находишь решение…».
В быту Холмс имеет устойчивые привычки. Он неприхотлив и практически безразличен к удобствам, совершенно равнодушен к роскоши. Его нельзя назвать рассеянным, но он несколько равнодушен к порядку в комнате и аккуратности в обращении с вещами. Например, проводит рискованные химические эксперименты в своей квартире, нередко наполняя её удушливыми или зловонными парами, или тренируется в стрельбе, выбивает выстрелами вензель королевы Виктории на стене комнаты.
Холмс — убеждённый холостяк, ни разу, по его словам, не испытавший ни к кому романтических чувств. Неоднократно заявляет, что вообще не любит женщин, хотя неизменно вежлив с ними и готов помочь. Только один раз в жизни Холмс, можно сказать, не то чтобы был влюблен, но проникся большим уважением к некой Ирэн Адлер, героине рассказа «Скандал в Богемии».
Холмс курит крепкий табак, и в ряде рассказов предстаёт, как одержимый и сильно зависимый от табака курильщик, более озабоченный получением дозы никотина, чем изысками в этой области. Иногда, особенно в случае высоких умственных нагрузок, Холмс курит, практически не останавливаясь:
…я вошёл в комнату и перепугался: не пожар ли у нас? — из-за того, что через дым едва брезжил свет лампы…
Связь образа Шерлока Холмса с трубкой справедлива лишь отчасти. Трубочные табаки он, в первую очередь, ценил за крепость, невзирая на их дешевизну и грубость. То, что он курил сильно изогнутые трубки — позднейший миф, о котором мы поговорим позже в нашей статье. В ряде произведений (например, «Конец Чарльза Огастеса Милвертона», «Последнее дело Холмса», «Пустой дом», «Пенсне в золотой оправе») Холмс охотно курит сигары и папиросы.
В повести «Этюд в багровых тонах» доктор Ватсон заявляет, что Холмс не употребляет наркотики, но в «Знаке четырёх» мы видим его употребляющим кокаин внутривенно. Но это не значит, что он наркоман. Шерлок Холмс употреблял наркотики лишь при полном отсутствии интересных преступлений:
«Мой мозг бунтует против безделья. Дайте мне дело! Дайте мне сложнейшую проблему, неразрешимую задачу, запутаннейший случай — и я забуду про искусственные стимуляторы».
Причем к 1898 году (это как раз предполагаемое время действия «Ужаса над Лондоном» — рукописи из «Завещания Шерлока Холмса») Шерлок уже избавился от этой скверной привычки, о чем нам и поведал неутомимый доктор Ватсон в рассказе «Пропавший регбист».
Об отношениях Холмса с алкоголем сложно сказать что-то определённое, хотя строгим трезвенником он явно не является.
Холмс в принципе не тщеславен, и в большинстве случаев благодарность за раскрытое преступление его мало интересует:
— Как несправедливо распределился выигрыш! […] Все в этом деле сделано вами. Но жену получил я. А слава вся достанется Джонсу. Что же остаётся вам?
— Мне? — сказал Холмс. — А мне — ампула с кокаином.
Хотя в ряде случаев Холмс выражает свою досаду по поводу такого положения вещей:
— Но ведь, наверное, нельзя терять ни секунды, — встревожился я. — Пойти позвать кэб?
— А я не уверен, поеду я или нет. Я же лентяй, каких свет не видел, то есть, конечно, когда на меня нападет лень, а вообще-то могу быть и проворным.
— Вы же мечтали о таком случае!
— Дорогой мой, да что мне за смысл? Предположим, я распутаю это дело — ведь все равно Грегсон, Лестрейд и компания прикарманят всю славу. Такова участь лица неофициального.
Однако он довольно ревностно относится к сравнению своего таланта сыщика с другими европейскими детективами.
— Cчитая вас вторым по величине европейским экспертом…
— Вот как, сэр! Разрешите полюбопытствовать, кто имеет честь быть первым? — довольно резким тоном спросил Холмс.
— Труды господина Бертильона внушают большое уважение людям с научным складом мышления.
Холмс предпочитает принимать клиентов у себя дома. В ряде рассказов можно видеть, что даже очень состоятельные клиенты, особы королевской крови и сам премьер-министр Англии приходят лично к нему на приём. Холмс — театрал, любит обедать в ресторане «Симпсонс» (престижнейшее место Лондона). Отлично разбирается в опере и, видимо, знает итальянский язык:
— Ваш шифр несложен, сударыня. Вы нужны нам здесь. Я был уверен, что стоит мне подать знак Vieni (ит. «приходи») — и вы обязательно придёте.
Вероятно также, что Холмс на практическом уровне знаком и с другими европейскими языками:
Большое «G» с маленьким «t» — это сокращение «Gesellschaft», что по-немецки означает «компания». Это обычное сокращение, как наше «К°». «Р», конечно, означает «Papier», бумага. <…> А человек, написавший записку, немец. Вы замечаете странное построение фразы: «Такой отзыв о вас мы со всех сторон получали»? Француз или русский не мог бы так написать. Только немцы так бесцеремонно обращаются со своими глаголами.
-=-=-
John Hall is a member of the Consultancy of The
Northern Musgraves. He is a full time writer and the
author of _I Remember The Date Very Well_, a
Sherlockian chronology, published by Ian Henry
books.
Edited by David Stuart Davies & Kathryn White
(C) The Northern Musgraves 1994
The right of John Hall to be identified as the author of this
work has been asserted by him in accordance with the
Copyright Designs and Patents Act 1988
ISBN: 0 9522545 1 4
Printed by Kall Kwik, John William Street, Huddersfield
-=-=-
-=-=-
В рассказах Артура Конан Дойля о Шерлоке Холмсе можно найти немало упоминаний о табаке во всех его разновидностях. Табак совсем не упоминается только в четырех из шестидесяти расследований: “Берилловая диадема”, “Пляшущие человечки”, “Львиная грива” и “Вампир из Суссекса”. Но даже в этом случае на иллюстрациях Говарда Элкока к “Вампиру из Суссекса”, напечатанному в журнале “Стрэнд” (The Strand Magazine, 1924 Volume LXVII — January-June), и Холмс, и Уотсон (поскольку речь идет не о фильме, а о переводе рассказов и повестей о Холмсе, оставлен принятый там вариант фамилии доктора) показаны с трубками, то есть, в то время их курительные предпочтения уже были всем известны и не требовали особого упоминания.
В “Знаке четырех” Холмс говорит о том, что он написал монографию, где изложил особенности пепла, по меньшей мере, ста сорока сортов табака:
“Я написал несколько работ. Одна из них под названием “Определение сортов табака по пеплу” описывает сто сорок сортов сигарного, сигаретного и трубочного табака. К ней приложены цветные фотографии, показывающие разные виды пепла. Табачный пепел – одна из самых частых улик. Иногда очень важная. Если, например, вы можете сказать, что человек, совершивший убийство, курит индийский табак, то круг поисков, естественно, снижается. Для опытного глаза разница между черным пеплом трихинопольского табака и белыми хлопьями “птичьего глаза” так же велика, как между картошкой и капустой”.
(© перевод М. Литвиновой).
Мэдлин Штерн (1) предположила, что при написании своей монографии Холмс, скорее всего, ознакомился с рядом работ, таких как “Esperienze intorto a Diverse Cose Naturali” (Реди, 1686 год) или “De Conversationibus’ Venus Rebutee” (Филоне, 1722). Наиболее вероятно, по утверждению Штерн, что Холмс ознакомился с “Историей табака” Фридриха Тидеманна, последней в то время работой на эту тему, опубликованной в 1854 году, которая, очевидно, была очень близка по содержанию к монографии самого Холмса.
В “Знаке четырех” Холмс никоим образом не применяет эти экспертные знания, но в “Тайне Боскомбской долины”, где снова упоминается монография, хотя ее полное название и не приводится, он определил сорт сигары по пеплу, а потом нашел и сам окурок. Кроме того, Холмс подробно описывает сигарные окурки в “Постоянном пациенте”.
Именно благодаря сигарному пеплу удалось установить, что сэр Чарльз Баскервиль стоял какое-то время около калитки, ведущей на тиковую аллею (в повести “Собака Баскервилей”), хотя в том случае заметил это и сделал вывод не Холмс, а доктор Джеймс Мортимер. Однако в дальнейшем, при расследовании этого же дела, Холмс обнаруживает присутствие Уотсона в каменной пещере на болотах по небрежно брошенному окурку сигареты.
Окурки также позволили определить, что квартирант в “Приключении Красного круга” – женщина, а в рассказе “Золотое пенсне” Холмс выкурил неимоверное количество сигарет, чтобы увидеть на упавшем на пол пепле следы, которые позволят узнать, где потайная дверь.
В рассказе “Человек в рассеченной губой” Холмс определил, что человек, заклеивший конверт, жует табак, а не курит его. Есть несколько выводов, не касающихся напрямую расследования, но Холмс есть Холмс, и он не может сопротивляться искушению делать выводы из очевидных вещей, таких как упоминавшийся окурок при входе в каменную пещеру в “Собаке Баскервилей” или случая в рассказе “Горбун”, когда он определил по пеплу, что Уотсон “Курит тот же табак, что и в холостяцкие времена” (перевод Д. Жукова. В оригинале “You still smoke your Arcadia miхture of your bachelor days” – «Вы до сих пор курите туже смесь «Аркадия», что и в холостяцкие времена»). И хотя в рассказе “Желтое лицо” Холмс заявляет, что ничто не обладает большей индивидуальностью, чем трубка, за исключением, возможно, часов и шнурков для ботинок, трубка оказалась предметом тщательного исследования в единственном случае – в самом рассказе “Желтое лицо”, да и то не в связи с собственно расследованиям.
Общее количество (примерно 140) видов сигарного, сигаретного и трубочного табака также вызывает неподдельный интерес. Если речь идет об отдельных сортах, таких как берли, перик или вирджиния, то это много, но если это — попытка охватить все различные бленды и смеси, о которых речь ниже, — то это маловато. Возможно, Холмс определил основные сорта, а потом стал изучать влияние их дальнейшего смешивания на получаемый пепел. Если сыщику удается выявить основные компоненты конкретного табака, он сможет в дальнейшем снизить круг поиска до двух-трех популярных блендов, что уже большая помощь, даже если название самой смеси определить не удастся.
Холмс был заядлым курильщиком, и, явно, это ему нравилось. Кроме того, по крайней мере, часть своей жизни он был рабом табачного зелья. Это подтверждается тем, с какой жадностью он закурил после трех дней воздержания в рассказе “Шерлок Холмс при смерти”.
Но не было ли во всем этом еще чего-то? К счастью для нашего рассудка, мы не должны рассуждать о мрачных психологических аспектах, например, о том, был ли Холмс вскормлен грудью. Он родился в 1854 году, так что, скорее всего, так оно и было, и тем лучше. Тем не менее, в его курительных привычках есть некоторые интересные психологические моменты. В “Собаке Баскервилей” Холмс говорит, что “концентрация табачного дыма способствует концентрации мысли”, и в некоторых других случаях, например, при расследовании дела человека с рассеченной губой, он тоже создает “густой табачный туман”, всю ночь раздумывая над делом.
Успокаивающие свойства табака, возможно, помогали сыщику расслабиться и привести мысли в порядок, чтобы он мог полностью сосредоточиться на стоящей перед ним задаче, так что в этом случае табак был для него просто снадобьем и ничем больше. Это снадобье было менее вредным, чем другие, которые он принимал (наркотики? — прим.пер.). Но, кроме этого, присутствует и необъяснимая мистика трубки – арсенал, состоящий из риммеров, топталок, коробок с табаком и прочее помогало выполнять ритуал набивки и раскуривания трубки, ритуал, напоминающий чем-то японскую чайную церемонию. Поэтому, возможно, что неизбежные перерывы, связанные с необходимостью выбить, снова наполнить и раскурить трубку, позволяли Холмсу отвернуть внимание от подробностей дела, чтобы взглянуть на них свежим взглядом, когда трубка будет снова раскурена.
В этой связи интересно отметить, что многие, если не большинство случаев, когда создавалась атмосфера “густого табачного тумана”, относятся к периоду до мнимого падения Холмса в Рейхенбахский водопад. Например, в рассказе “Человек с рассеченной губой” Конан Дойль прекрасно описывает это следующим образом:
… He took off his coat and waistcoat, put on a large blue dressing-gown, and then wandered about the room collecting pillows from his bed and cushions from the sofa and armchairs. With these he constructed a sort of Eastern divan, upon which he perched himself cross-legged, with an ounce of shag tobacco and a box of matches laid out in front of him. In the dim light of the lamp I saw him sitting there, an old briar pipebetween his lips, his eyes fixed vacantly upon the corner of the ceiling, the blue smoke curling up from him, silent, motionless, with the light shining upon his strong-set aquiline features. So he sat as I dropped off to sleep, and so he sat when a sudden ejaculation caused me to wake up, and I found the summer sun shining into the apartment. The pipe was still between his lips, the smoke still curled upward, and the room was full of a dense tobacco haze, but nothing remained of the heap of shag which I had seen upon the previous night…
“Он снял пиджак и жилет, надел синий просторный халат и принялся собирать в одну кучу подушки с кровати, с кушетки и с кресел. Из этих подушек он соорудил себе нечто вроде восточного дивана и взгромоздился на него, поджав ноги и положив перед собой пачку табаку и коробок спичек. При тусклом свете лампы я видел, как он сидит там в облаках голубого дыма, со старой трубкой во рту, рассеянно устремив глаза в потолок, безмолвный, неподвижный, и свет озаряет резкие орлиные черты его лица. Так сидел он, когда я засыпал, и так сидел он, когда я при блеске утреннего солнца открыл глаза, разбуженный его внезапным восклицанием. Трубка все еще торчала у него изо рта, дым все еще вился кверху, комната была полна табачного тумана, а от пачки табаку, которую я видел вечером, уже ничего не осталось..» (у первого автора данного перевода значится так: «В оригинале уточняется, что старая трубка была бриаровой, а вместо пачки табаку говорится о “куче”, так вот — в оригинале говорится об «унции» табака, а не о «куче»).
Во время некоторых расследований после своего возвращения, например, в рассказе “Чертежи Брюса-Партингтона”, Холмс демонстрирует более эпикурейское отношение к таким вещам, как сигары синьора Гольдини:
«Have you had something to eat? Then join me in a coffee and curacao. Try one of the proprietor’s cigars. They are less poisonous than one would expect. Have you the tools?» (propreitor — собственник, — прим.пер.)
“- Хотите закусить? Нет? Тогда выпейте за компанию со мной кофе с кюрасо. И попробуйте сигару. Они не так гнусны, как можно было ожидать”. (© перевод Н. Дехтеревой. В оригинале уточняется, что речь идет о сигарах именно этого заведения).»
Возможно, Холмс за время своих странствий на Востоке выработал какие-то внутренние навыки самоконтроля, позволяющие ему сосредоточиться на преступлении, которое он расследовал, без огромного количества табаку. Точно так же, циники могут утверждать, что поскольку в период с 1891 г. по 1894 г. Холмс вынужден был носить все свои пожитки на собственной спине, табак стал для него предметом роскоши, от которого он, в силу обстоятельств, мог и отказаться.
Если бы можно было с уверенностью доказать, что после своего “воскрешения” Холмс стал курить меньше, это помогло бы установить время расследования таких спорных дел, как “Собака Баскервилей”, где дается одно из наиболее живописных описаний заполненной табачным дымом комнаты (т.е. это дело расследовалось до мнимой смерти Холмса — ?):
“Я отворил двери и перепугался – уж не пожар ли у нас? – ибо в комнате стоял такой дым, что сквозь него еле брезжил огонь лампы. Но мои опасения были напрасны: мне ударило в нос запахом крепчайшего дешевого табака, отчего у меня немедленно запершило в горле. Сквозь дымовую завесу я еле разглядел Холмса, удобно устроившегося в кресле. Он был в халате и держал в зубах свою темную глиняную трубку. Вокруг него лежали какие-то бумажные рулоны.
— Простудились, Уотсон? – спросил он.
— Нет, просто дух захватило от этих ядовитых фимиамов.
— Да, вы, кажется, правы, здесь немного накурено.
— Какое так “немного”! Дышать нечем!!”
Однако проблема может состоять в том, что Холмс и Уотсон настолько привыкли курить, что не считали необходимым отмечать каждый случай, когда один из них закуривал.
Как отмечает Сью Вулкук (2), Холмс лучше всего известен именно как курильщик трубки. Фраза “задача на три трубки” почти превратилась в пословицу и известна даже тем, кто понятия не имеет, откуда она взялась. И вовсе не без причины: о том, что Холмс курит трубку, упоминается при описании, по меньшей мере, двадцати двух расследований. Точное количество таких упоминаний определить тяжело, потому что в таких рассказах, как “The Disappearance of Lady Frances Garfax” и “Wisteria Lodge” говорится, что Холмс “много курил”, и, хотя вероятнее всего, он курил именно трубку, утверждать это со всей определенностью нельзя.
Уотсон дает понять, что трубок у Холмса было немало. В рассказе “Шерлок Холмс при смерти” доктор замечает ‘a litter of pipes’ среди прочих предметов на каминной полке (в русском переводе “на каминной полке лежали в беспорядке трубки, кисеты с табаком…” – “Шерлок Холмс при смерти”. – прим. пер.), а в “Голубом карбункуле” у Холмса, когда он тщательно исследует шляпу господина Генри Бейкера, под рукой подставка для трубок (“а pipe rack”). Можно с достаточной уверенностью утверждать, что для одной или двух трубок подставку не покупают. (На иллюстрации Сидни Пейджета 1892 года на стене видно эту самую подставку под трубки. — прим.пер.)
В то же время конкретные упоминания в тексте не сразу могут подтвердить наше первое впечатление о том, что трубок у Холмса много. Есть полдюжины упоминаний старой, черной или закопченной глиняной трубки, в нескольких случаях упоминается бриар (иногда в тексте это слово пишется “brier” а не “briar”), а один раз – в рассказе “Медные буки” — речь идет о “длинной трубке вишневого дерева”, о которой Уотсон говорит, что она “заменяла глиняную в те дни, когда он (Холмс) был настроен скорее спорить, нежели размышлять” (© перевод Н. Емельяниковой). Зная Холмса, можно предположить, что это случалось не так уж редко. В советском фильме «Красным по белому», в первой серии, в двух эпизодах видны и подставка под трубки и несколько трубок и длинные трубки. А в завершении серии, у камина, Уотсон сам берет длинную трубку.
Вовсе не очевидно, что бриаровая трубка, упомянутая в “Знаке четырех” та же, что упоминается в “Человеке с рассеченной губой”, так что у Холмса, теоретически, могло быть любое количество бриаровых трубок. В то же время, трубка могла быть одна и та же, причем она могла оказаться и той “безвкусной (противной) трубкой”, о которой говорится в “Долине страха”, поскольку трубка вполне может стать безвкусной в результате длительного использования. Этот – или другой – бриар мог быть даже подобен трубке ADP, которой пользовался Стрэкер в “Серебряном” (в оригинале — “… an A D P brier-root pipe, a pouch of sealskin with half an ounce of long cut Cavendish…” В переводе “…трубка из корня вереска, кожаный кисет и в нем пол-унции плиточного табаку…”).
“Старая черная трубка”, упомянутая в рассказе “The Creeping Man”, вполне могла быть глиняной – может, даже той самой “черной и закопченной” глиняной трубкой, о которой сказано в рассказе “Установление личности”. Глиняная трубка в Британии используется, по данным Г. Ф. Гарриса (3), с незапамятных времен: еще до появления табака из таких трубок курили лекарственные растения, а практика такого курения еще древнее, чем сами трубки. Римляне и другие народы древности имели обычай бросать такие растения в огонь и вдыхать их дым. Во времена Холмса глина, скорее всего, была самым распространенным материалом для трубок, а на втором месте шла пенка. Бриар тогда был еще относительным новшеством, хотя в дальнейшем он сильно потеснил первые два материала.
Глиняная чаша при курении нагревается так, что ее невозможно держать рукой. Ее удерживали особым способом: указательный и безымянный пальцы – под чубуком, а средний – сверху на чубуке, как показано на изображении Холла Пикрофта (иллюстрация Сиднея Паджета к рассказу “Приключение клерка” в журнале “Стрэнд”) и на изображающей Уотсона иллюстрации Джорджа Хатчинсона к повести “Этюд в багровых тонах” (издание 1891 года). На этой иллюстрации, кстати, усы Уотсона необычайно хороши и могут служить предметом истинной гордости.
Если глиняная трубка слишком уж “старая и закопченная”, ее чубук может просто-напросто наглухо забиться, поэтому общепринятой практикой было прокаливание таких трубок: трубку клали в огонь, чтобы выжечь из нее все остатки. В результате этого глина, разумеется, становилась все более хрупкой и легко ломалась. Поэтому в любом более-менее старом саду-огороде при вскапывании земли обычно находят немалое количество обломанных глиняных чубуков. Такого рода чистка была обычным делом в пабах и гостиницах, которые бесплатно предлагали трубки своим уважаемым посетителям (и табак тоже, и это говорит о том, что курение в ту пору было недорогим удовольствием). Существовали при этом и гигиенические соображения. Г-ну Рубену Хайесу, хозяину “Боевого петуха”, можно было бы посоветовать, что лучше курить одну из чистых трубок из его собственного бара, а не “черную глиняную”, которую он курил, когда с ним встретились Холмс и Уотсон в рассказе “The Priory School”.
Господинн Таддеуш Шолто в “Знаке четырех” курил экзотический кальян, но у Холмса, очевидно, не было желания последовать его примеру. Холмс держал в руках трубку с опием – она была частью его маскарада в “Человеке с рассеченной губой”, — а рассуждения о том, курил ее он по-настоящему, выходят за рамки данного исследования.
Однако, при всех канонических упоминаниях о трубках, имеется одно вопиющее опущение: ни в одном месте не упоминается трубка, которую общественность теснее всего ассоциирует с Холмсом, а именно, “бент” или “калабаш” (изготовители и продавцы трубок со временем превратили английское слово “бент” в имя существительное, и оно стало обозначать все трубки с гнутым мундштуком).
Вишневая трубка вполне могла быть слегка изогнутой, как это видно на иллюстрации Паджета к “Медным букам”, а глиняная, возможно, начала свою жизнь как “черчварден”, а в дальнейшем была обломана до более удобного размера. Даже бриаровая трубка могла быть бентом, хотя все иллюстраторы журнала “Стрэнд” показывают прямые трубки, возможно, потому что Уотсон нигде не говорит о “гнутой трубке”, хотя часто описывает трубку как “старую”, “черную” и т.п.
Тем не менее, в наше время на обложках книг и на логотипах обществ почти непременно присутствует бент. За последние несколько десятилетий он постепенно превратился в калабаш, как это видно на вывеске паба “Шерлок Холмс” на Нортамберленд-авеню или на обложке полного собрания произведений о Холмсе издательства “Пингвин”.
Гнутая трубка стала такой же неотъемлемой частью популярного имиджа Холмса, как и охотничья двухкозырьковая кепка (© S. B.), хотя в “Тайне Боскомбской долины” и “Серебряном” (на иллюстрациях “Стрэнд” к этим рассказам Холмс изображен именно в такой кепке) головной убор конкретно не упоминается ни разу.
Как упоминалось, иллюстраторы журнала “Стрэнд” изображают трубки с прямым мундштуком. Паджет обычно рисовал трубку формы “Дублин”, т.е. прямой чубук и чашу, слегка расширяющуюся кверху. Эта форма близка к викторианским формам глиняных трубок, и возможно, трубка, изображенная Паджетом, задумывалась именно как глиняная, а не как бриаровая.
На своей иллюстрации к “Долине страха” Френк Уайлз изобразил “бильярд”, трубку с прямым чубуком и практически цилиндрическим кубком. У этой трубки довольно толстый чубук с серебряным кольцом, так что это или бриар, или пенка.
Пенка (не путать с пенькой) — белый пористый минерал, основные залежи которого находятся в Турции. Используется с XIX века. Такие трубки называют пе́нковыми. Пенковые трубки обычно украшены резьбой. У старинных трубок из самой пенки делалась только чашка, а чубук и мундштук были обычно деревянными. Более дорогие трубки имели пенковый чубук, составленный из нескольких частей, для мундштуков использовался янтарь. Современные пенковые трубки по форме и конструкции близки к бриаровым. Дешёвые трубки обычно сделаны из прессованой крошки, что не идет в сравнение с настоящей трубкой из монолитной пенки. При обкуривании белая пенка приобретает коричневатый цвет. — прим.пер.
На обложке журнала “Стрэнд” (январь 1927 года) размещена иллюстрация к рассказу “Москательщик на покое”, на которой снова изображена такая же трубка, но в этот раз четко видно, что это бриар.
Похоже, что “бент” впервые появился в 1899 году в театральной постановке “Шерлок Холмс” с Уильямом Жиллеттом в главной роли. На фотографиях Холмс-Жиллетт изображен в роскошном вышитом халате с гнутой бриаровой трубкой. Жиллетт предпочел “бент”, поскольку с прямой трубкой ему трудно было произносить свои реплики. В отличие от иллюстраторов “Стрэнда”, иллюстраторам “Колье” “бент” понравился, что прекрасно видно по обложке номера за август 1908 года, где размещена иллюстрация Фрекдерика Д. Стила к “Wisteria Lodge”. Возможно, на выбор формы трубки повлиял и тот факт, что Жиллетт был американцем, но это уже область чистых рассуждений.
Интересен тот факт, что датский актер Алвин Нойсс в фильме “Den Stjaalne Million-Obligation”, студия Nordisk Films, 1908 год, курил гнутую пенковую трубку. Странно было бы, если бы у Холмса не было пенки, поскольку они были очень популярны в то время, но в Каноне нет ни единого упоминания об этом. Возможно, фильм с участием Нойсса и связал впервые Холмса с калабашем, трубкой со съемной пенковой вставкой.
В других экранизациях такие актеры, как Эйли Норвуд (“Знак четырех”, 1923 год) и Клайв Брук (“Шерлок Холмс”, 1932 год), также курили бриаровые “бенты”, следуя, возможно, традиции, заложенной Жиллеттом. Так же поступил в дюжине своих фильмов, снятых кинокомпанией “Universal”, и Бэзил Рэтбоун, которого многие считают самым большим авторитетом среди всех, игравших Холмса в кино. После всего этого для общественного мнения Холмс и “бент” стали неразлучными. Также не стоит отрицать тот факт, что Василий Ливанов, также внес львиную долю в образ Шерлока Холмса с «калабашем» в зубах.
Калабаш, то есть, узкая часть тыквы, имеющей то же название, с широкой плоской вынимающейся чашей из пенки, появляется, хоть и мельком, в 1965 году в фильме “Этюд в тонах ужаса”, а затем в 1970 году в фильме Уайлдера “Частная жизнь Шерлока Холмса”, после этого в 1971 году в фильме «Собака Баскервиллей» (СССР). Однако тяжело утверждать с определенностью, что ранее такая трубка нигде не появлялась.
Кстати, трубок в советском фильме было три. Совершенно одинаковые, они отличались только клеймами. Первую делал знаменитый мастер Фёдоров, по прозвищу «Дед», который ещё для Сталина и Сименона трубки делал. Он сделал первую трубку и почти сразу после этого погиб под колесами троллейбуса. Между съёмками первого и второго фильмов эту трубку украли. Вторую трубку делали ученики Фёдорова. После съёмок какой-то из серий вторая трубка перекочевала в музей Ленфильма. Третью уже неизвестно кто делал, и неизвестно уже, почему нельзя было воспользоваться второй. Но именно эта третья трубка уцелела и хранится у Ливанова. Курил он в ней табак «Золотое руно» (хотя, по другой его же версии — «Амфору»). Трубка была такая большая, что её трудно было держать в зубах – в неё влезала треть пачки.
— Сам-то я трубку обычно не курю, предпочитаю сигареты. Но когда играл Холмса, пришлось, конечно. Это была отличная трубка, сделанная по специальному заказу для фильма мастером Алексеем Борисовичем Фёдоровым. Табачок, помнится, я забивал «Амфору». Хороший был табачок.
Василий Ливанов, актёр
Пройдем далее, по работе Холла:
Можно, тем не менее, с немалой долей уверенности сказать, что Холмс вряд ли был большим поклонником «калабаша», даже если он и входил в его коллекцию. Тыква действует как камера расширения: она не только охлаждает дым, что неплохо, но и убирает их него часть смол и никотина, а вот это уже вряд ли придется по вкусу человеку, который обычно курит самый крепкий табак, какой только есть. Если у Холмса действительно был калабаш, то, скорее всего, его подарил ему какой-нибудь благодарный клиент, и Холмс курил эту трубку не слишком часто.
В “Желтом лице” Холмс несколько пренебрежительно говорит о мундштуке трубки г-на Гранта Мунро:
“…Хороший длинный мундштук, сделанный из того, что торговцы табаком называют янтарем. Интересно, сколько в Лондоне мундштуков из настоящего янтаря? Некоторые полагают, что если в янтаре есть муха, то он настоящий. Но ведь нет ничего проще, чем сунуть фальшивую муху в поддельный янтарь”.
Последнее предложение, непонятно почему, отсутствует в тексте, изданном “Пингвином”. А жаль – оно показывает, что Холмс, с его академической натурой, вовсе не лишен чувства юмора.
Можно предположить, что хотя бы одна трубка в янтарным мундштуком у Холмса была, поскольку в рассказе “The Priory School” он указывает на интересные места на карте “дымящимся янтарным мундштуком своей трубки”. Хотя, возможно, это был образчик первых попыток делать мундштуки из пластика, а вовсе не настоящий янтарь. Также можно предположить, что, для полноты картины, фальшивая муха в нем тоже была.
Те, кто действительно заинтересован “холмсоведением”, могут попытаться предположить, что именно означают инициалы ADP на трубке Стрэкера в “Серебряном” (если, конечно, они вообще что-то означают). Этот орешек оказался крепким. Имеются очевидные варианты ответа, как то “что-то насчет Петерсона” или “Alfred Dunhill Pipe”, но чтобы их принять, нет достаточных оснований. В Викторианский период было огромное количество производителей и продавцов трубок как в провинции, так и в Лондоне, так что аббревиатура ADP вполне могла обозначать фирму-изготовителя или же продавца, но что это за фирма или продавец, остается загадкой. Того, кто сможет ее разгадать, ждет тихая слава среди шерлоковедов.
Собственно, вот, что удалось найти: на сайте finepipes.com считают, что инициалы A.D.P. на трубке Стрэкера в «Серебряном» есть ссылка на фирму-изготовителя. Представляя на сайте трубку ADP 1887 Library Pipe они дают историческую справку: «In 1894, Arthur Conan Doyle published a Sherlock Holmes story entitled «Silver Blaze,» from the «Memoirs of Sherlock Holmes.» In this story, a murder victim is found with an «ADP brier-root» pipe in his pocket, among a number of other things. This is the only brand of pipe ever mentioned by name in a Sherlock story. But from this we can conclude that ADP was well known as a pipe maker during this period.» — перевод: «В 1894, Артур КОнан Дойль опубликовал рассказ о Шерлоке Холмсе «Серебрянный» (из серии «Воспоминания Шерлока Холмса). В этом рассказе на теле убитого была найдена трубка с надписью ADP. Это единственное упоминание трубочного производителя в произведениях о Шерлоке Холмсе. И основываясь на этом, мы можем заключить, что ADP уже в то время являлся хорошо известным изготовителем трубок.
От трубки мало пользы, если нет табаку. У нас есть все основания предполагать, что Холмс изучал пепел всех 140 сортов табака, самолично его скурив. Сегодня тяжело думать о том, что если он купил по одной унции каждого из 140 сортов, то, исходя из цен, указанных в “Желтом лице”, все исследование стоило ему менее 3 фунтов стерлингов.
Шерлок Холмс, очевидно, предпочитал самый дешевый и крепкий табак, какой только можно найти, по крайней мере, для повседневного курения. Уотсон в начале их знакомства поступал так же. В “Этюде в багровых тонах” Холмс спрашивает, не против ли он крепкого табака, на что доктор отвечает, что он и сам всегда курит “корабельный”. “Корабельный” табак – это “перевязанный” плаг, для получения которого листья недорого табака – во времена Уотсона это, возможно, была Nicotiana rustica, а не общепринятая сейчас Nicotiana tabacum – кладут один на другой в длинный ряд, а затем сворачивают и стягивают тонким шнуром (изначально). Позднее в промышленном производстве стали применять машины. Если в результате получался очень тонкий сверток, его называли “поросячьим хвостом”, и такую его разновидность моряки очень любили курить или жевать (во времена деревянных судов, когда курение представляло немалую опасность).
Plug cut
Плаг (plug) представляет собой не разрезанные пластины прессованного табака (см. flake cut ниже) кубической формы. При этом очень редком способе нарезки курильщик сам полностью готовит табак к набивке. Для этого нужен острый нож, при помощи которого табак нарезается нужным образом, например, ломтиками (flake), и дощечка.Flake cut
Для этого табачные листья укладываются друг на друга стопкой и при помощи пресса превращаются в твердую пластину, которая затем режется тонкими ломтиками. Если ломтики потом опять измельчаются, то такой вид называется «ready rubbed». Но обычно ломтики предлагаются целиком. Для того, чтобы курить такой табак, ломтики можно разминать пальцами, самостоятельно регулируя зернистость набивки. Другим, весьма приятным способом является курение ломтиков целиком — они укладываются в трубку в свернутом виде, правда не со всеми сортами это хорошо получается и требует тренировки и определенного опыта.
“Корабельную” смесь до сих пор можно найти в специальных табачных магазинах, но слабым людям он не рекомендуется. Само раскуривание трубки порождает во рту концентрированное облако, полное смол и никотина, из-за которого практически невозможно дышать. Вкуса как такового нет, только горло очень дерет, а запах от него именно едкий, как его описывает Уотсон в “Собаке Баскервилей”. У Найджела Брюса (одного из исполнителей роли доктора Уотсона), который не был достойно оценен, в одном из его фильмов с Рэтбоуном есть по этому поводу чудесная реплика: “Свежо здесь. Воняет, как в пабе после закрытия”.
Поскольку, как говорит Уотсон в рассказе “Палец инженера”, перед завтраком Холмс любил курить остатки табака, собранные после предыдущего дня (русский перевод: “Эту трубку он обычно выкуривал до завтрака, набивал ее остатками всех табаков — они с особой тщательностью собирались и сушились на каминной доске”), а накануне он курил “корабельный, то неудивительно, что иногда он оставлял завтрак – и не только завтрак – нетронутым.
Холмс оставался верен своей первой любви – самому сильному табаку – и часто просил Уотсона зайти в табачную лавку и попросить прислать ему побольше табака грубой нарезки. При этом речь шла те просто о грубо нарезанном табаке, но и о самом крепком.
Хотя вклад самого Уотсона в процветание торговцев табаком часто меркнет по сравнению с вкладом Холмса, но все же свою долю доктор внес. Холмс редко достает кисет с табаком или портсигар, не предложив его предварительно Уотсону, а тот никогда не отказывается.
Однако со временем вкусы Уотсона изменились в сторону более благородного табака. В “Горбуне” Холмс замечает, что он “курит тот же табак, что и в холостяцкие времена” (к оригинале Arcadia miхture). Можно предположить, что Уотсон перешел с “корабельного” на Arcadia miхture вскоре после знакомства с Мери Морстен (повесть “Знак четырех”), т.е. около 1887 года, хотя мнения специалистов по поводу дат расходятся. Благородная молодая леди из хорошей семьи вряд ли отнеслась благосклонно к вони “корабельного” плага, особенно если эта вонь исходит от человека, за которого она собиралась выйти замуж.
К радости курильщиков, существует очень большое количество смесей. Г-н Грант Мунро в “Желтом лице” курит Grosvenor, и Холмс замечает, что это очень дорогой табак – по восемь пенсов за унцию (5 американских центов – далее без комментариев). В хороших табачных магазинах Лондона могли сделать эксклюзивный бленд для любого, кого не устраивали готовые смеси (а в Данхилле это и сегодня возможно), так что монография Холмса, как уже говорилось, вовсе не является всеобъемлющей.
Упоминаются также и другие табаки. В “Знаке четырех” Холмс говорит о том, что его монография включает “птичий глаз”, но сам он его нигде в рассказах не курит. Однако на иллюстрации в “Скетче” 18 сентября 1901 года изображен Жиллетт в образе Холмса, “окруженный клубами дыма “птичьего глаза”, на которых нарисованы разные персонажи, включая возлюбленную Холмса (не Агату). Возможно, это первый официально зафиксированный случай серьезного искажения Канона драматургами и сценаристами, хотя утверждать это тяжело. “Птичий глаз” – это табак, в котором центральная жилка листа ферментируется вместе с остальной его частью (во многих случаях центральная жилка, слишком жесткая, перед ферментацией удаляется), а название его происходит от того, что в готовом продукте там и сям видны круглые точки – поперечный разрез жилок.
Стрэкер в “Серебряном” носил в кисете “нарезанный длинными кусками Кавендиш” (в переводе просто “плиточный табак). “Кавендиш” — это любой сорт крепкого прессованного табака, а Таддеуш Шолто в “Знаке четырех” предпочитал “легкий бальзамический аромат восточного табака”. Кажется удивительным, что Холмс не попросил у него этой экзотической смеси, хотя бы для коллекции. Возможно, однако, что он и просил, просто Уотсон, всецело увлеченный Мери Морстен, просто не заметил этого. Это может также быть объяснением того, почему сам доктор не попросил этого табака, который напомнил бы ему о времени, проведенном в Индии.
В рассказе “Картонная коробка” в этой самой коробке, в которой Саре Кешинг присылали уши, было полфунта “медовой росы”. Мед, так же, как ром и виски, можно добавлять в табак после обработки для того, чтобы придать ему медовый аромат и предотвратить высыхание. Однако у Холмса табак, скорее всего, не залеживался и не успевал пересохнуть. В “медовой росе” промышленного производства, очевидно, применяется патока, а не настоящий мед.
Сигары упоминаются примерно в семнадцати рассказах, хотя курит их не всегда Холмс: он обычно предлагает сигару кому-то другому, например, полковнику Россу в “Серебряном”, Лестрейду в “Шести Наполеонах”, Хопкинсу в “Золотом пенсне”, капитану Кроукеру в рассказе “Убийство в Эбби-Грейндж”, фон Борку в “Последнем поклоне”. Причина этого, возможно, в том, что если предложить кому-то трубку с крепким “корабельным” табаком, это может быть воспринято как невежливость или даже грубость.
Сигара традиционно венчает собой хороший обед. Холмс предлагает сигару Уотсону в итальянском ресторане Гольдини в “Чертежах Брюса-Партингтона”, хотя Уотсон пришел только к кофе с кюрасо. Холмс, очевидно, гораздо более переборчив в отношении сигар, чем в отношении трубок: он отмечает, что сигары у Гольдини “не так гнусны, как можно было ожидать”. Гнусны они или нет, Уотсон вряд ли смог ими полностью насладиться, поскольку он волновался из-за “кражи со взломом”, которую им предстояло совершить позднее в тот же вечер.
Несколько раз упоминаются индийские сигары (в оригинале “lunkah” и трихинопольские), описанные также в монографии Холмса. Почему-то (возможно, потому что они придают человеку какую-то ауру беспутства) индийские сигары, по крайней мере, в Каноне, практически всегда означают дурной характер. Индийские сигары курит Тернер в “Тайне Боскомбской долины”, Гримбси Ройлотт в “Пестрой ленте” и двое убийц в “Постоянном пациенте”, хотя в последнем случае у несчастной жертвы был достаточно хороший вкус, чтобы предпочесть гаванские.
Из рассказа “Шерлок Холмс при смерти” мы знаем, что время от времени они любили подкрепиться в ресторане Симпсона. Если так, им должно было быть известно о Сигарном диване на втором этаже этого знаменитого ресторана на улице Стрэнд 101-103, даже если они и не были завсегдатаем. Доступ к Дивану имели только джентльмены – у дам была своя комната в другом конце здания. За один шиллинг джентльмен не только получал право войти в помещение, чашку кофе и сигару, но и неограниченный доступ к широкому ассортименту английских и иностранных газет за приемлемую цену. Диван был также излюбленным местом шахматистов.
Сигары, предлагавшиеся у Симпсона, были, скорее всего, среднего уровня или несколько ниже среднего, так как Бедекер (4) сообщает, что лучшие гаванские стоили 6 шиллингов, а 3 шиллинга были минимальной ценой, за которую можно было получить приличное “зелье” (это сказал Бедекер, а не я). Даже учитывая инфляцию, неудивительно, что во времена Холмса сигар курили больше, чем в наши дни.
Чтобы получить полное удовольствие от трубки или от сигары, им нужно уделять определенное время. Поэтому для курения “на ходу” больше подходят сигареты. В начале столетия была популярна песня, где упоминалось, что Холмс курит сигареты (5), и это подтверждают с полдюжины канонических ссылок.
Когда Холмс ожидал своего августейшего посетителя в рассказе “Скандал в Богемии”, у него не было времени возиться с набивкой и раскуриванием трубки, поэтому в ознаменование блестящего вывода о том, кем является его гость, он выпустил “из своей папиросы большое голубое облако” (в оригинале: “a great blue triumphant cloud from his cigarette”). И именно сигарете Холмс был рад больше всего после трех дней без пищи, воды и табака в рассказе “Шерлок Холмс при смерти”.
Похоже, что Холмс курил сигарет столь же много, как и трубочного табака. В “Тайне Боскомбской долины” он упоминает о “коробке сигарет”, которые нужно выкурить (оригинал: “A caseful of cigarettes that need smoking”, перевод: “…можно и покурить”), и, как говорилось ранее, ему удалось отлично воспользоваться результатом курения огромного количества сигарет в “Золотом пенсне”. Хотя вполне возможно, что он выкурил бы не меньше сигарет профессора Корама, даже если бы ему и не нужно было создавать слой пепла на полу, чтобы успешно завершить свое расследование.
Уотсон тоже пристрастился к этому новому способу курения и покупал свои сигареты у Бредли на Оксфорд-стрит. Эта привычка позволила Холмсу выявить присутствие своего друга в каменной пещере в “Собаке Баскервилей”. В случае с доктором это, опять-таки, могло быть результатом цивилизующего влияния Мери, которая, пожалуй, и сама могла иногда выкурить сигарету в своей гостиной.
И Холмс, и Уотсон покупали готовые сигареты, хотя и не ввозили их оптом, как это делал профессор Корам в “Золотом пенсне”. А вот доктор Мортимер в “Собаке Баскервилей” предпочитал самокрутки.
Не похоже чтобы Холмс или Уотсон жевали табак. Эта привычка была распространена среди той части рабочего класса, для которой традиционное курение представляло опасность, например, среди шахтеров и моряков. Может быть, Холмс для эксперимента и пробовал жевать табак или делал это, когда ему приходилось маскироваться под портового рабочего, например, в “Знаке четырех”, но это относится к области предположений.
В Каноне привычка жевать табак упоминается лишь единожды: в “Человеке с рассеченной губой” Холмс отмечает, что конверт был заклеен человеком, жевавшим табак, что позволило сохранить в расследовании атмосферу порта, в районе которого и “исчез” Невилл Сент-Клер.
Снафф (snuff) — табак бездымного способа употребления, представляет собой размельчённый до состояния крупной пудры табачный лист, который подвергается процессу огневой сушки и пастеризации. Бывает разных видов — для жевания и для нюхания.
Употребление снаффа, так же как и жевание табака, было популярно среди шахтеров и моряков по соображениям безопасности, а, кроме того, снафф употребляли также и некоторые представители аристократии – такой себе пережиток прошлого века, хотя со времен Регентства эта привычка несколько утратила популярность.
Джабез Уилсон в рассказе “Союз рыжих” – хороший пример рабочего – любителя снаффа. Он начал трудовую жизнь корабельным плотником, а этот род занятий, где курить, несомненно, опасно.
Майкрофт, брат Шерлока, представляет собой пример любителя снаффа из совершенно иного слоя общества. Он, очевидно, регулярно употребляет снафф, поскольку привычно пользуется большим носовым платком, чтобы убрать рассыпавшиеся крошки табака в рассказе “Случай с переводчиком” (Он “…отряхнул с пиджака табачные крошки большим красным шелковым платком”). Большой носовой платок – важный атрибут того, кто употребляет снафф регулярно, так как хорошо известная понюшка на самом деле представляет собой две понюшки, вдыхаемые одна за другой. После первой наступает реакция – чихание, но слизистая носа при этом теряет чувствительность, и следующей понюшкой (или понюшками, если промежуток времени между ними не очень большой) можно наслаждаться в полной мере, не боясь, что при чихании табак вылетит из носа. Тот факт, что Майкрофт не чихал, свидетельствует, что понюшка, которую он вдохнул в “Случае с переводчиком”, была в тот день не первой.
Похоже, что ни Холмс, ни Уотсон не употребляли снафф регулярно. В рассказе “Установление личности” имеется эпизод, когда Холмс угощает Уотсона снаффом, но, скорее всего, он просто хотел похвастаться своей золотой табакеркой с большим аметистом, полученную от благодарного короля Богемии за оказанную помощь (рассказ “Скандал в Богемии”).
В те времена было общепринято раскуривать трубку от свечи или от газового рожка, как это обычно делал г-н Грант Мунро в рассказе “Желтое лицо”. Во многих табачных магазинах были небольшие газовые горелки, которые горели целый день и от которых прохожие (не обязательно покупатели) могли раскурить трубку или сигару. В табачном магазине на Ковент-Гарден эта милая традиция соблюдается до сих пор. Сам Холмс в рассказе “Медные буки” раскуривает свою вишневую трубку от тлеющего уголька.
Тем не менее, спички были широко распространены. Их качество значительно повысилось с момента создания фосфорных спичек, опасных как для тех, кто их производил (это были, в основном, женщины), так и для тех, кто ими пользовался. Одна из таких спичек послужила ключом к разгадке в рассказе “Серебряный” (это была восковая спичка, которую называли “Веста”, как и римскую богиню домашнего очага, вокруг которого протекала вся жизнь в древние времена).
Уотсон, несомненно, носил с собой спички, что видно из рассказ “Подрядчик из Норвуда”,да и Холмс вряд ли каждый раз искал зажженную свечу или газовый рожок. Тем не менее, Холмс довольно часто просил огонька у Уотсона, как, например, в том же “Подрядчике из Норвуда” или “Красном круге”. Кажется странным, что такой заядлый курильщик не имеет при себе спичек и вынужден просить их, но, возможно, все дело в том, что Холмс каждое утро брал полную коробку, а к полудню она уже оказывалась пустой?
И у Холмса, и у Уотсона было, по меньшей мере, по одному кисету для табака, что видно из упоминаний в рассказах “Шерлок Холмс при смерти” и “Горбун”. Возможно, они были из тюленьей кожи, как и кисет Патрика Кейрнса (“Черный Питер”), который тоже курил крепкий “корабельный” табак.
У Холмса был футляр для сигар, наполнение которого оказалось важной прелюдией для расследования в “The Cardboard Box”, был у него и портсигар, о котором упоминается в “Тайне Боскомбской долины”. Скорее всего, это тот самый “серебряный портсигар, который он обычно носил”, и который он использовал для того, чтобы прижать прощальную записку в “Последнем деле Холмса”. Остается только гадать, каково ему пришлось без табака во время длительного ночного похода через Швейцарские Альпы. Хотя, возможно, у него были при себе сигары.
Уже упоминалось о том, что Холмс владел золотой табакеркой с аметистом (подарок короля Богемии). Эта табакерка была, скорее всего, предметом хвастовства, в отличие от более скромной черепаховой табакерки Майкрофта, которой он пользовался регулярно. Интересно отметить, что в конце расследования “Скандала в Богемии” Холмс проигнорировал протянутую для пожатия руку короля, причем выглядело это как-то по-детски. Король, очевидно, обладал гораздо лучшими манерами, поскольку в знак своей благодарности он преподнес Холмсу очень ценную табакерку, когда тот хотел удовлетвориться только фотографией Ирен Адлер (хотя не стоит забывать и о чеке на расходы на сумму 1 000 фунтов).
Привычка Холмса держать сигары в ведерке для угля, а трубочный табак – в персидской туфле вызвала немало комментариев (похоже, так и было задумано).
Кристофер Мортли (7) сказал, что такие места хранения табака ему не очень нравятся, поскольку они для него являются “сознательной эксцентричностью”. Стоило бы спросить, чья это была “сознательная эксцентричность” – Холмса или Уотсона. Винсент Старретт (8) вспоминает малоизвестное стихотворение Роберта Браунинга “Подобие”, где упоминается сатиновая туфля в роли футляра для сигар. Старретт спрашивает, не это ли стихотворение вдохновило Холмса. Возможно. Однако именно Уотсона мы должны воспринимать как “Служителя пера” (как назвал его Холмс в “Wistery Lodge”) и “автора” этих рассказов. Как показала Дороти Л. Сейерс (9), доктор, очевидно, значительно преувеличил свое знание женщин, так что нельзя исключать, что преувеличенной оказалась и его “естественная богемность”, которой он так гордится в “Обряде семейства Месгрейвов”. В самом деле, трудно представить себе человека, еще менее богемного, чем Уотсон. В “Убийстве в Эбби-Грейндж” Холмс подтверждает наше представление о докторе как о благопристойном законопослушном гражданине, говоря, что он не знает “человека, который был бы более достоин этой роли” (присяжного заседателя). В “Последнем поклоне” Холмс говорит о своем друге как о “единственном, что осталось неизменным в этом век перемен”. Возможно, Уотсону просто хотелось добавить что-то экзотическое в свои записки, хотя не все согласятся с тем, что это было необходимо: той выдающей роли, которую доктор играет в описанных расследованиях, вполне достаточно.
Спички, которые Уотсон передал Холмсу в “Подрядчике из Норвуда”, вполне могли быть в маленьком серебряном или золотом футляре, который можно повесить, чтобы не потерялся, на цепочку от часов, хотя четкого подтверждения этого в тексте нет.
Ни Холмс, ни Уотсон, скорее всего, не пользовались мундштуком для сигарет или сигар, в отличие от Джона Тернера, курившего сигару через мундштук в “Тайне Боскомбской долины”, и одного из убийц в “Постоянном пациенте”.
И Холмсу, и Уотсону не помешал бы перочинный нож, хотя бы для того, чтобы обрезать кончики сигар, как это делали Тернер и один из негодяев в “Постоянном пациенте”. Интересно, что оба эти убийцы позволили свои ножам затупиться, может в результате их общей “моральной небрежности”. Можно не сомневаться, что карманный нож, который носил Холмс и которым он резал пилюли в “Этюде в багровых тонах”, был острый, как бритва. То же (примерно с такой же уверенностью) можно сказать и про Уотсона: ему, в частности, совсем не помешал бы “многофункциональный” нож, подобный тому, который описан в “Убийстве в Эбби Грандж”, со штопором и прочими приспособлениями. Он пригодился бы и в случае неожиданного вызова к больному, и для того, чтобы откупорить бутылку вина.
Когда табак впервые появился в Великобритании, такие авторитеты, как Джерард (10), рекомендовали его в качестве лекарства, в частности, для лечения грудных болезней, как ни дико это кажется сейчас. В “Убийстве в Эбби Грандж” Холмс предлагает Кроукеру сигару для успокоения нервов и рекомендует табак как успокоительное Джону Гектору МакФарлейну в “Подрядчике из Норвуда”, несмотря на то, что он сам только что определил, что МакФарлейн страдает астмой (при этом, однако, не лишним будет напомнить, что курение трав, таких как мать-и-мачеха или Datura stramonium, рекомендовали при проблемах в груди до самого недавнего времени).
Если табак действительно имеет седативные свойства, то, учитывая, в каких количествах Холмс его потреблял, становится понятным, почему он пролежал в постели до семи часов вечера в рассказе “The Mazarin Stone”.
Влияние курения на аппетит уже упоминалось, и Холмс, очевидно, знал о нем, поскольку в “Золотом пенсне” он прямо говорит, что курение “убивает аппетит”. Честно говоря, непохоже, чтобы активное курение совсем убило аппетит Холмса, как отмечает Тревор Холл (11) в работе “Шерлок Холмс: аскет или гурман?”
В другом своем очерке, “Покойный г-н Шерлок Холмс” (12) Тревор Холл отмечает, что из-за своего чрезмерного курения Холмс мог страдать от гораздо более серьезного недуга, чем потеря аппетита. Холл утверждает, что у Холмса могло начать ухудшаться зрение в результате табачной амблиопии.
В подтверждение своих слов Холл отмечает, что в ранних рассказах Холмс очень гордился своим острым зрением: в “Этюде в багровых тонах” он сумел разглядеть татуировку на запястье посыльного на противоположной стороне улицы, тогда как во время более поздних расследований он вынужден был просить Уотсона читать ему вслух телеграммы или газетные сообщения, так как сам он прочитать их не мог. Однако, ссылаясь на авторитеты, нужно быть осторожным: Холл, например, почему-то не отметил, что там же, в “Этюде в багровых тонах”, немедленно после выводов, сделанных на основании замеченной татуировки, Холмс просит Уотсона прочитать ему вслух сообщение, которое принес татуированный посыльный.
Трудно однозначно утверждать, зачем Холмсу нужно было, чтобы Уотсон читал ему такие сообщения вслух: может быть, он хотел удостовериться, что, прочитав их в первый раз, он не упустил ничего важного (есть ведь люди, которые вслух читают черновики своих писем, чтобы отследить несоответствия или грамматические ошибки). Или же Уотсон просто придумал все это чтение вслух: это, в общем-то, известный литературный прием, позволяющий подать читателю некую информацию в удобоваримом виде. В любом случае, очевидно одно: Холмс просит Уотсона зачитывать ему телеграммы, сообщения и прочее регулярно, на всех этапах своей карьеры, начиная с самого первого дела. Так что вряд ли стоит говорить об ухудшении его зрения.
Более того, никаких признаков приближающейся слепоты или даже ухудшения зрения из-за возраста нет и самых поздних рассказах, например, в “Львиной гриве”, которую сам Холмс датирует 1907 годом, а Генри Т. Фолсом (13) даже более поздним сроком, ни в “Последнем поклоне”, где действие, несомненно, происходит в 1914 году. А это расследование и связанная с ним работа Холмса в Америке и Британии, начиная с 1912 года, не дают никакого повода предполагать, что Холмс по какой-то причине утратил какое-либо из своих качеств.
Однако может быть, что “полный упадок сил”, в которому Холмс оказался так близок в “Ноге дьявола” (1897 года), был вызван, по крайней мере, частично, чрезмерным увлечением табаком, хотя деликатный Уотсон приписывает его переутомлению. Девид Стюард Девис (14) предположил, что причиной в данном случае послужили тяжелые наркотики. Холмс повел себя очень “по-человечески” и правдоподобно, последовав совету доктора Мора Агара, с которым он почти не был знаком. И тот же Холмс очень долго игнорировал советы своего старого друга Уотсона, многолетнее знакомство с которым привело к тому, что он стал совершенно безразлично относиться к его медицинским рекомендациям.
Разумеется, при расследовании своих более поздних дел Холмс уже не употреблял наркотики, более того, он, кажется, стал меньше курить: в “Львиной гриве”, например, вообще не упоминаются трубки, табак или что-то подобное, а в “Последнем поклоне” Холмс не курил до того момента, когда он предложил сигару фон Борку, а вторую закурил сам: памятуя о том, какое большое дело он только что завершил, нельзя не согласиться с тем, что сигара была вполне заслужена.
Ближе всего от Бейкер-стрит, 221b был, очевидно, магазин “Бредли” (на Оксфорд-стрит), дважды упомянутый в “Собаке Баскервилей”. Несомненно, это был большой магазин. Возможно, под этим именем скрывается магазин Бенсонс (Оксфорд-стрит, 296), который в издании Бедекер 1883 года упоминается как поставщик сигар.
Второй табачный магазин называется “Мортимерс” и находится на площади Сакс-Кобург. В реальной жизни такой площади никогда не было и нет, поэтому здесь нужно провести небольшое расследование. Холмс и Уотсон ехали на метро до станции “Алдерсгейт” (сейчас она называется “Барбикан”), а затем пешком шли до площади. Очевидным кандидатом может быть Чартерхаус-сквер, но она совсем не подходит под описание Уотсона, а, кроме того, она достаточно известна, и псевдоним ей не нужен. Да и мясной рынок Смитфилд, который находился в ту пору на Чартерхаус-стрит, не очень напоминает “ряд аккуратных магазинов и офисов”.
Более подходящим кандидатом может быть Фелкон-сквер, которую на сегодняшней карте не отыщешь, но которая находилась примерно там, где сейчас расположен музей Лондона. С одной стороны к площади примыкал лабиринт узких улочек (сейчас это комплекс “Барбикан”), а с другой проходила Алдерсгейт-стрит, что почти соответствует описанию Уотсона. Напротив располагалось большое почтовое отделение, послужившее, возможно, прототипом Городского и Пригородного банка, хотя однозначно утверждать нельзя. Направление на Стрэнд (третий поворот направо, четвертый налево) указано правильно, если не обращать внимания на маленькие боковые улочки. Тут же неподалеку был вегетарианский ресторан “Яблоня”, хотя и не в том направлении.
Неясно также, кто такой был этот Мортимер, хотя в Каноне это имя встречается нередко. Слова Холмса “Мортимерс, табачный магазин” могли означать, что название магазина или имя его владельца ему знакомо, но, может быть, он просто читал вывеску в витрине, а сам магазин был совсем небольшим.
Большим табачным бизнесом владел Джон Винсент Хардинг, “хорошо известный табачный миллионер”, который в апреле 1895 года подвергся “особым преследованиям”. Уотсон, в своей обычной раздражающей манере, не соизволил рассказать, что особенного было в этих преследованиях, но, скорее всего, речь идет о чем-то более существенном, чем недовольство антитабачного лобби. Также можно поразмышлять над тем, в какой форме Холмс получил вознаграждение от г-на Хардинга: деньгами или соответствующим количеством дешевого крепкого табака.
Почему на заседаниях “Шерлокианских обществ”, которые проводятся, чтобы отдать дань уважения жизни и достижениям самого известного в мире курильщика (сравниться с ним может разве что сэр Уолтер Ралей), председательствующий неизменно начинает с запрета на курение во время заседания?
[1] Stern, Madeline B., «Sherlock Holmes: Rare-book Collector», New York: Pualette Greene, 1981 (и более ранние издания).
[2] Woolcock, Sue, «A Man of Many Pipes», The Sherlock Holmes Gazette, 5, 1992.
[3] Harris, G.F., «Medieval Tobacco Pipes», _Papers on Antiquity_, 1882 (неопубликованная рукопись, копии можно найти в Wiltshire Record Office и Salisbury and South Wiltshire Library; оригинал хранится в частной коллекции).
[4] Baedeker, Karl, ed., _London and its Environs_, 4th edition, Leipzig: Karl Baedeker, 1883.
[5] “Песня, популярная в конце столетия” — один из примеров того, что случается нередко и действует на нервы. Сам я этой песни не знаю, и данная ссылка основана на другой ссылке, концов которой я не смог установить. Даже самая тщательная исследовательская работа не принесла здесь никаких результатов. Возможно, читатели захотят провести собственное расследование.
[6] _The Hound of the Baskervilles_, Twentieth Century Fox, 1939.
[7] Morley, Christopher, «In Memoriam Sherlock Holmes», Introduction, Doyle, Arthur Conan, _The Penguin Complete Sherlock Holmes_, Penguin, 1981.
[8] Starrett, Vincent, _The Private Life of Sherlock Holmes_, New York: Pinnacle, 1975.
[9] Sayers, Dorothy L., «Dr Watson, Widower», in _Unpopular Opinions_, London: Gollancz, 1946.
[10] Gerard, J., _Herball_, 1597 (и многочисленные последующие издания).
[11] Hall, Trevor H., «Sherlock Holmes: Ascetic or Gourmet?» _The Late Mr Sherlock Holmes_, London: Gerald Duckworth, 1971.
[12] Hall, Trevor H., _The Late Mr Sherlock Holmes_, ibid.
[13] Folsom, Henry T., _Through the Years at Baker Street_, 3rd edition, privately printed, 1991.
[14] Davies, David Stuart, «The Great Breakdown», _The New Baker Street Pillar Box_, No. 14, April 1993, Portsmouth: Sherlock Publications.
Во многих различных публикациях воспроизводились иллюстрации из “Стрэнда” и других журналов. Одним из дешевых вариантов являются Chancellor Press Complete Novels и Complete Short Stories, повторно изданные в 1993 году, хотя качество репродукций в них неоднозначное, а в тексте много ошибок.
Наиболее интересными с точки зрения иллюстраций являются следующие две книги:
Eyles, Allen, _Sherlock Holmes: A Centenary Celebration_, London: John Murray, 1986 (она еще есть в продаже, но уже становится редкостью).
Hall, Charles, _The Sherlock Holmes Collection_, Edinburgh: Charles Hall Productions, 1987.
Джон Холл является членом Консультативного совета The Northern Musgraves. Он – профессиональный писатель, автор “I Remember the Date Very Well” (опубликовано издательством Ian Henry Books).
Редакторы Девид Стюард Девис и Кетрин Уайт
© The Northern Musgraves, 1994
Оригинальный текст находится тут:
http://www.pipes.org/Articles/140_Different_Varieties.text
На этом статья окончена. Надеюсь она пришлась Вам по душе. Большое спасибо Джону Холлу, как автору статьи, а Дмитрию Корневу, как переводчику. Надеюсь, моя лепта также ценна.
В завершении статьи я оставлю одну интересную ссылку: Roy Glashan’s Library, здесь находятся оригинальные тексты Конан Дойля о похождения Шерлока Холмса и ценнейшие иллюстрации, некоторыми, из которых, я украсил данный пост.
Просыпаюсь — сажусь за компьютер, прихожу на работу — сажусь за компьютер, возвращаюсь домой — сажусь за компьютер.
Чувствую себя внешним устройством.